— Ушли, гады, — горестно вздохнул старшина, проводив «тарелку» тоскливым взглядом. — Ну и ладно. Хорошо, хоть старика спасли. Свисток, блин, хватит ногами дергать. Комон, еври бади, посмотрим, что там с дедом эти фашисты сделали.
Кедман враз перестал изображать из себя хохла и свалился в пыль так, словно у него вырубились батарейки. Сергей помог американцу встать, и тот шмыгнул носом, не сводя с сослуживца виноватого взгляда. Старшина хлопнул его по спине, дескать, со всеми бывает, и пошел за угол дома, где теперь уже не визжал, а жутко матерился старик. Кедман поплелся следом, да и Зибцих, стремительно сбежав с горки, присоединился к ним.
Когда троица добралась до задворков, Пацук деда от козлов уже отвязал и умело растирал старику затекшие конечности. Ну а дед Ильич, сидя на чурбаке, во весь голос излагал свои мысли относительно родителей инопланетян, их сексуальной ориентации и способов самоудовлетворения. Кедман с Зибцихом внимательно прослушали урок разговорного русского языка, великого и богатого, как всем известно. При этом тетя Маша даже пометки какие-то в блокноте сделал. А Шныгин заботливо заглянул в лицо старику.
— Ильич, откуда эти гады взялись? — во весь голос, чтобы дедушка мог услышать, проорал старшина. Пацук поморщился, так как основная волна звука досталась его барабанным перепонкам, но ругаться со старшиной пока не стал.
— А етить их заразу, капустную тлю, бабушка знает! — провопил в ответ старик. — Я нынче такой первачок ядреный выгнал, хоть святых из колхоза выноси. Дай, думаю, двери в избе открою, а то от одного егойного духа пьяней стельки сапожницкой стал, а тут и оне нагрянули. Сели, гады-супостаты, прямо посреди двора, Гришку, петуха мово, до инфаркта довели, и давай в избу ломиться, первач мой своими грязными лапами хватать. Да еще без спросу. Ну, я одному по рогам клюкой и зарядил. Да так, что он башкой все четыре ступеньки на крыльце пересчитал. Сверху донизу. Потом обратно. Клюка-та ему за шею как-то так странно зацепилась, а я-то, дурень, не посмотрел, да решил ею еще одного по морде приложить. Вот первого назад и дернул. Он четыре раза хрюкнул что-то по-своему. В счете упражнялся, поди. А остальные тут на меня и накинулись. Потащили, гады-супостаты, в огород, да давай к козлам привязывать, будто я им лесина какая. Я уж подумал, что точно на чурбаки меня распилят, да тут, слава те господи, — старик истово перекрестился, — вы подоспели. Спасли, можно сказать.
Дед тут же бросился лобызать своих спасителей. Причем, если Шныгин с Пацуком вытерпели лобзания с должной стойкостью спецназовцев, привыкших терпеть и тяготы и лишения, а Зибцих не поморщился и не сбежал только благодаря арийской выдержке, то Кедман от такой благодарности поспешил за спину старшины спрятаться. А впрочем, долго спасаться ему не пришлось. Старичок-лесовичок, удивленно посмотрев на физиономию негра, коротко присвистнул и сказал, что парня отмыть хорошенько надо, укорив при этом Шныгина за то, что тот за сослуживцами плохо следит.
— Ты мне уши-то не три. Негр! — фыркнул Ильич. — Эдак кажный тракторист неделю не помоется и негром может называться. А негров энтих в России нет! Они все в Африках да Америках живут. Ну, еще люди говорят, в Париже тоже немножко водятся. А у нас их отродясь не было и теперь быть не может. А у ентого, посмотри, и нос что ни на есть рязанский. А ты говоришь, негра. Тьфу на тебя, болтун!..
Поспорить с дедом, конечно, спецназовцы могли бы, но не стали. Во-первых, желания не было. А во-вторых, переубедить старика они вряд ли смогли бы. Даже если бы Кедмана догола раздели. Дедок тут же, на радостях от счастливого своего спасения, предложил бойцам того самого первача попробовать, который «гады-супостаты» незаконно конфисковать пытались. Отказываться от такого предложения, тем более, когда душа просит, было бы грехом великим, но «икс-ассенизаторы» все равно отказались. Зибцих с Кедманом от того, что даже подойти к дверям избы, из которых все еще на весь двор запахом этого первача наволакивало, а Пацук со старшиной по более прагматичным причинам.
— Может, попробуем все-таки по глоточку? — предложил украинец.
— Ни фига, — отрезал Сергей. — Во-первых, глоточками самогонку пить, это только перед людьми позориться. А во-вторых, Раимов сейчас сюда примчится.
— Да ладно! — фыркнул Пацук. — Нашему Коннику делать, что ли, больше нечего. Да и откуда он знает, что мы тут?
— Микола, ты иногда жутко умный, но чаще — совсем тупой! — заявил Шныгин. — Тут до нашего лагеря — километр с хвостиком. У майора слух, как у сторожевой собаки. Даже если он и не различит наши автоматы по звуку, то все равно проверять помчится, чтобы узнать, кто тут перестрелку полчаса вел. Ты не смотри, что Раимов худой и кашляет. Он мужик двужильный. Вот увидишь, минут через двадцать тут будет. Предлагаешь пьяными его встретить?
— А как мы Коннику объясним, почему у этой избы оказались? — поинтересовался Зибцих, дабы заранее скоординировать варианты ответов.
— Да проще простого, — пожал плечами старшина. — Мы с Пацуком скажем, что видели, как тарелка садиться. А вы объясните все так, как и было. Дескать, устроили нам заранее засаду, стали выслеживать, чтобы перехватить прямо на точке диверсии, да следом за нами к сторожке и пришли.
— Хорошо, — кивнул головой ефрейтор. — Может, теперь пойдем трофеи соберем. Кажется, пришельцы нам кое-что оставили.
— Пойдем, — согласился Сергей. — Только Пацука от этих вещиц подальше держите. А то он у нас что-то начал часто свой карман с научной лабораторией путать.
— Вот все бы вам, москалям, в украинцах плохое что-нибудь отыскать, — обиделся Пацук и демонстративно отказался идти собирать трофеи. Впрочем, немного он от этого и потерял, поскольку все, что его интересовало, уже успел собрать по дороге через двор, когда бежал спасать деда.
Колыбель цивилизации, последний оплот галактического гуманизма и центр борьбы с межпланетным терроризмом. Можно просто Земля. Год ничуть не изменился. Зато место действия постепенно сдвигается из леса обратно на базу. В зависимости от скорости передвижения отряда. Время местное. От заката до рассвета и обратно. В произвольной последовательности.
Раимов был счастлив, поскольку в точности соответствовал персонажу пословицы «плох тот солдат, который не мечтает стать генералом». Нет, на генеральское звание майор пока не рассчитывал, но подполковничьи погоны ему уже прямо наяву грезиться начали. Да и было от чего! Все-таки недавно созданный отряд «икс-ассенизаторов», которым Раимов командовал, за короткий срок провел две боевых операции против пришельцев, и обе завершил успешно. Чего еще ни одному армейскому соединению во всем мире не удавалось. Пацук со Шныгиным упорно намекали майору на то, что есть повод выпить, однако Раимов все эти крамольные мысли в корне пресекал — не хватало еще возможного повышения лишиться из-за того, что какой-нибудь доброхот начальству о пьянке на базе доложить надумает!
Бойцам такая позиция майора, естественно, не нравилась, и все четверо агентов принялись роптать. Пацук со Шныгиным по велению души, а прочие исключительно из-за командного духа, который так некстати завелся в группе агентов. Раимов собрался было влепить всем по три-четыре наряда, в зависимости от степени красноречия бойцов, но тут случился нонсенс.
Майор, естественно, сразу после пресечения спецназовцами террористических действий пришельцев в районе безвестной лесной сторожке, доложил об инциденте по инстанции. Естественно, секретным кодом. И получил ответ. В котором черным по рации было сказано, что вся группа награждается повышением зарплаты и «благодарностями с занесением», а самому Раимову «РЕКОМЕНДУЕТСЯ» поощрить бойцов фронтовыми ста граммами и впредь, перед каждым боевым заданием, оную порцию непременно выделять. Вот и борись тут с пьянством в воинских частях! Майор поначалу от такого распоряжения оторопел, а затем рассудил, что со ста граммов Пацук со Шныгиным не только не окосеют, но даже и не поморщатся, а уж с остальными двумя бойцами справиться Раимов как-нибудь сумеет. Потому и перечить распоряжению не стал. Наоборот, торжественно довел его до сведения подчиненных.
— Поощрили называется! — обиженно буркнул Пацук, услышав приказ из Центра. — Да у нас на Украине цены на газ быстрее прибавляют, чем тут зарплату. Воно ж от таких прибавок знаете, что бывает?.. Просыпается утром президент, а к нему бац, и импичмент в гости пришел.
— Вот до сих пор не пойму, кто деньги больше любит, хохлы или евреи, — усмехнулся Шныгин и хлопнул Пацука по плечу. — Да не стони ты, Микола, еври бади, в натуре! Всех долларов не заработаешь. Скажи спасибо, что теперь сто грамм на душу официально принимать разрешили.